Написать самое главное (конспект). О новизне «Ревизора» Исключительная быстрота написания «Ревизора» (всего два месяца) говорит о том, насколько органично совпал новый «сюжет» с творческими устремлениями Гоголя... Б 1909 году, когда отмечалось столетие со дня рождения Гоголя, В. И Немирович-Данченко опубликовал свою речь «Тайны сценического обаяния Гоголя». Он заметил, что разбор «Ревизора» вызывает у исследователей «радостное изумление». Порождает это чувство не только открытие замечательных художественных достоинств комедии, но и осознание их новизны и оригинальности. Например, удивительная смелость завязки. В «Ревизоре» завязкой является одна первая фраза: «Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор». С необычайно смелой завязкой гармонирует и финал пьесы. Этот финал представляет одно из самых замечательных явлений сценической литературы. Далее Немирович-Данченко видит главную особенность действия Ревизора в том, что оно последовательно, от начала до конца вытекает из характеров — и только из них. В середине 30-х годов тенденция гоголевской мысли и обобщение возросли еще больше. «В "Ревизоре" я решился собрать в одну кучу все дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за одним разом посмеяться над всем», — читаем мы в «Авторской исповеди». Хлестаков — «самый трудный образ в пьесе». Гоголь не раз предупреждал: Хлестаков — «самый трудный образ в пьесе». Почему? Потому что, сделавшись виновником всеобщего обмана, Хлестаков никого не обманывал. Он с успехом сыграл роль ревизора, не только не намереваясь ее играть, но даже не поняв, что он ее играет. Лишь в середин четвертого действия в голове Хлестакова начинают брезжить смутные догадки, что его принимают за «государственного человека». Но как раз в непреднамеренности — «сила» Хлестакова... Он спровоцировал всю хитроумную игру городничего и чиновников не хитростью, а чистосердечием... Страх подготовил почву для обмана. Интересно, что у Хлестакова в противоположность городничему и другим почти совсем нет реплик «в сторону». Такие реплики служили драматургу для передачи внутренней речи персонажа, его тайных намерений. По отношению к Хлестакову этого не требовалось; у него что на уме, то и на языке. В третьем и четвертом действиях начинаются головокружительные превращения Хлестакова — воображаемые и реальные. В сцене вранья он министр и поважнее министра — до фельдмаршала включительно. В сцене приема чиновников он — взяточник. Потом — нареченный жених Марьи Антоновны. Но во всех случаях — даже в минуту самого невероятного вранья — Хлестаков искренен. Выдумывает Хлестаков с тем же чистосердечием, с каким ранее говорил правду, — и снова чиновники обманываются. Но на этот раз они принимают за истину то, что было вымыслом. Образ Хлестакова неисчерпаем, таит в себе ошеломляющие неожиданности. Хлестаков «гениален» исключительной легкостью и «незаданностью» выдумки. Лживость ли это Хлестакова? Но мы знаем, что он лжет чистосердечно. Хвастливость? Но он верит сам в то, что говорит. Поневоле приходишь к выводу, что самым точным и всеобъемлющим будет определение, производное от имени самого персонажа, — хлестаковщина.