Тема предназначения поэтического дара неразрывно связана у Жуковского с философскими размышлениями о смысле жизни человека-творца. Идеальный мир, к которому стремится лирический герой, населен аллегорическими фигурами-помощниками: в стихотворении 1824 г. эти роли исполняют образы Музы и Вдохновения.
Деление художественного пространства на две зоны — прекрасного прошлого и дисгармоничного настоящего — также является приемом, характерным для поэтики Жуковского. Первая строфа посвящена изображению идеального времени, оставшегося позади. При помощи Музы и Вдохновения судьба лирического субъекта-творца была пронизана «животворящим» лучом творчества. В гармоничном прошлом между ключевыми понятиями Жизни и Поэзии ставится знак равенства.
Во второй строфе возникает еще один неземной образ — «дарователя песнопений», или «Гения чистой красоты». Фигура Гения не тождественна образу Музы: это надежный «крылатый проводник» в идеальное пространство, задающий ориентиры лирическому субъекту, заплутавшему в тумане сомнений («Жизнь»).
Духовный «вожатый» покинул героя-творца, и настоящее наполнилось пустотой. Реальное время лишено вдохновляющих визуальных и звуковых образов: «нет видений» в душе поэта, молчит «голос арфы». Два риторических вопроса передают главные переживания: возможно ли возвращение к идеальной ситуации?
Лирический герой, переживающий трудную минуту, находит спасение в терпении и надежде. Воспоминания о «временах прекрасных», «милых» обозначаются метафорой «цветы». Символический букет предназначается для «алтаря священного» Гения, приближая аллегорический образ к вечному началу. Связь лирического «я» и мифологического проводника сродни отношениям между верующим и божеством, которые оформляются при помощи ритуала — подношения «цветов»-воспоминаний.