Пленные немцы строили этот квартал с любовью и отчаянием. Сначала они только боялись, ругань зависала на устах, когда охранник цеплялся взглядом и безразлично погиркував: «Шнелля, бидлото, шнелля!» Они не любили этот народ, не любили дома, которые имели здесь поставить, но как только поднялся фундамент, как то случилось с каждым кирпичом: кирпичи ласково ложились в руки, не обрывали мышцы и не царапали кожу, словно разговаривали с пленными о том, что этот дом мог бы быть их, стоять на окраине Лейпцига.