Изображая «своего» Чехова, Владимир Маяковский в статье «Два Чехова» говорит об авторе разночинцев, который внес в литературу грубые имена грубых вещей, боролся за освобождение слова, сдвинул его с мертвой точки описывания. В подтверждение цитирует и комментирует одну из самых характерных вещей Чехова - «Зайцы, басня для детей». Да, это карикатура на собственное творчество, - не сомневается Маяковский, но именно потому сходство подмечено разительное. Вряд ли из погони за зайцами можно вывести мораль: Папашу должен слушать. И далее: Из-за привычной обывателю фигуры ничем не довольного нытика, ходатая перед обществом за «смешных» людей, Чехова — «певца сумерек», выступают линии другого Чехова — сильного, веселого художника слова.
«Веселый художник слова» эксцентрически переоценивает («осмеивает»!) весь корпус «учительных» идей отечественной словесности. Герой-идеолог литературной классики, от радищевского Путешественника до Левина у Толстого, так же вступает в конфликт со словом Чехова, как и мораль (идея) басни спорит с ее буффонной фабулой. Мораль в «Зайцах» - не дидактический вывод, а предмет смехового снижения. Маяковский воспел в Чехове веселого разоблачителя идеологически нагруженного слова отечественной классики. Ведь и сам поэт начинал как веселый ниспровергатель традиционного «образа выражения» литературы, как выразитель жеста Улицы, которая корчится безъязыкая и которой глашатаем он объявился.