Виктор Астафьев "Царь-рыба"
Работал папа десятником на дровозаготовках, в пятидесяти верстах от
Игарки, возле станка Сушково. Мы плыли на древнем, давно мне знакомом боте
"Игарец". Весь он дымился, дребезжал железом, труба, привязанная врастяжку
проволоками, ходуном ходила, того и гляди отвалится; от кормы до носа
"Игарец" пропах рыбой, лебедка, якорь, труба, кнехты, каждая доска, гвоздь и
вроде бы даже мотор, открыто шлепающий на грибы похожими клапанами,
непобедимо воняли рыбой. Мы лежали с Колькой на мягких белых неводах, сваленных в трюм. Между дощаным настилом и разъеденным солью днищем бота
хлюпала и порой выплескивалась ржавая вода, засоренная ослизлой рыбьей
мелочью, кишками, патрубок помпы забивало чешуей рыбы, она не успевала
откачивать воду, бот в повороте кренило набок, и долго он так шел, натужно
гукая, пытаясь выправиться на брюхо, а я слушал брата. Но что нового он мог
мне рассказать о нашей семейке? Все как было, так и есть, и потому я больше
слушал не его, а машину, бот, и теперь только начинал понимать, что времени
все же минуло немало, что я вырос и, видать, окончательно отделился от
всего, что я видел и слышал в Игарке, что вижу и слышу на пути в Сушково. А
тут еще "Игарец" булькал, содрогался, старчески тяжело выполнял привычную
свою работу, и так жаль было мне эту вонючую посудину.
Я раскаиваться начал, что поехал в Сушково, но дрогнуло, затрепыхалось
сердце, когда возле одиноко и плоско стоявшего на низком берегу барака
увидел я косолапенького, уже седого человека, чисто выбритого, с пятнышками
усов-бабочек под чутко и часто шмыгающим носом.