На Юге среда вызвала к жизни плантационное хозяйство, а с ним рабство, несовместимое с капиталистическим духом английских переселенцев. Именно рабство и крупное землевладение сделали Юг отличным от Севера. Встроенное в развивающееся буржуазное общество (каковым являлся Юг как часть американского общества), рабство придало этому обществу противоречивый характер, внеся добуржуазные, традиционные черты (патернализм, кастовость). Антиномичность свойственна всем структурам Юга: от экономики до менталитета.
Противоречива сама рабовладельческая плантация; порожденная торговым капиталом и ориентированная на мировой капиталистический рынок, она работала ради прибыли, т.е. была по своей природе капиталистической, но использовала из-за дефицита рабочей силы труд рабов. Отсюда некоторые элементы натурального хозяйства в жизни плантации. Рабовладелец добивался максимальной отдачи от дорогостоящих рабов, а потому плантация производила все необходимое для своих обитателей (пищу, одежду, инвентарь). «Натуральность» рабовладельческой плантации и ее направленность на мировой рынок тормозили развитие внутреннего рынка: на Юге медленно развивались промышленность, города, транспорт, а фермеры не могли перейти к товарному производству. Специфический характер приобрели индустриализация и урбанизация в регионе. Промышленность базировалась в основном на рабском труде, города, особенно нижнего Юга, являлись скорее местом жительства плантаторов, чем торгово-промышленными центрами.
Южное общество было столь же противоречивым, явно не укладываясь в модель ни буржуазного, ни рабовладельческого. В 1860 г. рабы составляли треть населения, а вместе с рабовладельцами — половину, что как будто свидетельствует о его рабовладельческом характере. Однако 3/4 белого населения не имели рабов, причем основную часть жителей Юга, как и Севера, составляли мелкие фермеры-землевладельцы. Они преобладали и среди рабовладельцев: 70% рабовладельцев имели не более 10 рабов.
Юг всегда отличался большей поляризацией общества, высокой концентрацией богатства по сравнению с Севером (у 10% самых богатых людей хлопкового пояса — 61,4% рабов, 68,3% хлопка). Здесь была выше доля бедных, безземельных (до 40% в конце XVIII в., до 1/3 в 1860 г.). Социальная структура региона напоминала пирамиду, в широком основании которой — рабы и неимущие (более половины населения), а малочисленную верхушку составляли крупные плантаторы, владевшие 50 и более рабами (2,5% белого населения). Но присутствие массового слоя мелких фермеров размывало этот четкий геометризм. Правда, при крупном землевладении и рабстве мелкие фермеры не могли играть заметной роли в экономической и политической жизни Юга.
Обществу были свойственны взаимоисключающие черты: динамизм, социальная и географическая мобильность, характерные для всей страны, и статичность традиционного общества (кастовость, иерархизм). Это объясняется влиянием двух факторов, вызывавших противоположные процессы: плантационного рабства и колонизации Запада. Таким образом, региону было присуще разнонаправленное развитие.
Рабство деформировало находящееся в становлении буржуазное общество Юга, придав ему двойственный, гибридный характер. Плантатор являлся одновременно землевладельцем, рабовладельцем и капиталистом, но весьма своеобразным, ибо вкладывал большую часть капитала в рабов и не заботился о развитии торговли, промышленности в регионе. Он был не инвестором, а спекулянтом, играющим на рынке рабов и недвижимости, т.е. представителем торгового капитала.
Столь же своеобразными были и южные промышленники, имевшие или нанимавшие рабов; фермеры-рабовладельцы, которые сами работали на земле и использовали труд рабов, освободив свои семьи от полевых работ. Такую ферму уже не назовешь чисто семейным предприятием.