Ответ:
Погода уже пятый день стояла отвратительная, об охоте невозможно было и помышлять. Всё живое попряталось; даже воробьи притихли, а грачи давно пропали. Ветер то глухо завывал, то свистал порывисто; низкое, без всякого просвету небо из неприятно белого цвета переходило в свинцовый, ещё более зловещий цвет. Дождь, который лил, лил неумолчно и беспрестанно, внезапно становился ещё крупнее, ещё косее и с визгом расплывался по стеклам. Деревья совсем растрепались и какие-то серые стали. Уж, кажется, что было с них взять, а ветер опять примется тормошить их. Везде стояли засоренные листьями лужи; крупные волдыри, то и дело лопаясь и возрождаясь, вскакивали и скользили по ним. Грязь по дорогам стояла невылазная; холод проникал в комнаты, под платье, в самые кости; невольная дрожь пробегала по телу и становилось дурно на душе! Именно дурно — не грустно. Казалось, уже никогда не будет на свете ни солнца, ни блеска, ни красок, а вечно будет стоять эта слякоть, и серая мокрота, и сырость кислая и ветер будет вечно пищать и ныть!