Дождь шел давно с самого утра. ОтрАжения фОнарей растекались по черному асфальту, как яичные желтки по сковороде. Деревья, дома, газетные киоски прИвыкли к тактй погоде. Они уже вымОкли и теперь им было все равно. И каждый продолжал занИматься своим делом. Деревья кАчали ветками заборы, держали на себе сырые афиши о приезде Московского цирка. Дома, особенно жилые, хлопали дверями и светили разноцветными окнами. Только газетные киоски ничего не делали. Они уже были закрыты, и тоскливо глядели темными стеклами. А трамваям, за исключением старых, дождь нравился. Вагончики вымытые с вечера так сверкали красными боками, словно их только что выпустили с завода. Они бегали по городу особенно резво, звонили весело, и на каждом стыке проводов рассыпали изумрудные искры. Это были даже не искры, а лоскутки зеленого пламЕни. Они сыпались на мокрые крыши трамваев, на блестящий асфальт и шипели. К маленькому скверу, к самому его входу, подкатил трамвай из трех вагонов. Пассажиров было немного, и кондукторша хвостового вагона, дремала опустив подбородок на грудь. Это была опытная кондукторша, и даже задремав она сохраняла строгий вид. Со стороны казалось, что она просто раССматривает висящую на груди сумку, со сверкающим запором и голубыми катушками билетов. Она проснулась, как только в вагон вошел мальчик.