Нужна помощь срочно, озаглавить и сжать текст сжатый пересказ разделяя текст на абзацы 14 сентября года я убил человека. Немца. Фашиста. На войне. В хутор ночью вошла наша пехота, но сельцо впереди нас надо было еще отбивать. Пока мы, взвод артиллерийского дивизиона, умаянные ночной работой, просыпались, очухивались, немцы холмик перевалили, оказались у самого нашего носа. На Днепре, брошенные пехотой, мы схватывались с немцами на наблюдательном лоб в лоб, зубы в зубы — мне та драка снится до сих пор. Не знали немцы, что за птицы на опушке-то расположились, что не раз уж этим артиллеристам приходилось быть открываемыми пехотой и отбиваться самим, и никогда так метко, так слаженно не работали наши расчеты: ведь малейший недочет — и мы поймаем свои снаряды. Нас было уже голой рукой не взять, мы многому научились и как только наладили прицельный огонь из личного оружия, немцу пришлось залезать обратно в картошку, и оттуда мстительно щелкать по сосняку разрывными пулями. Я же лично долго вел войну вслепую, тужась поразить как можно больше врагов. Руки жгло карабином, масло в замке горело, а уверенности, что я ухряпал или зацепил хоть одного немца, не было. Наконец, уяснив, что всех врагов мне одному не перебить, я уцепил на прицел определенного немца. Немец, мною намеченный, чаще других поднимался из картошки и бросками, то падая, то ложась, бежал за скирду клевера. На спине его, прицепленный к ранцу, взблескивал котелок. Мишень на спину опытный солдат никогда себе навесить не позволит. Скорее всего, немец этот был связным. Немец не дотянул до следующего/ бугорка два-три метра и, раскинув руки, словно неумелый, напуганный пловец, упал в смятую, уже перерытую картошку. После боя я нашел "своего" немца. Багровое пятно, похожее на разрезанную, долго лежавшую в подвале свеколку, темнело на сереньком пыльном мундире, над самым котелком. Немец был пожилой, с морщинистым худым лицом, обметанным реденькой, уже седеющей щетиной; глаза его, неплотно закрытые, застыло смотрели мимо меня, и весь он был уже там где-то, всем чужой, здесь ненужный , от всего свободный. Ни зла, ни ненависти, ни презрения, ни жалости во мне не было к поверженному врагу, сколько я ни старался в себе их возбудить. И лишь: "Это я убил его! — остро протыкало усталое, равнодушное, привычное к мертвецам и смертям сознание. — Я убил фашиста. Убил врага. Он уже никого не убьет. Я убил. Я!.." Но ночью я вдруг заблажил, что-то страшное увидев во сне, вскочил, ударился башкой о низкий настил из сосновых сучков. Попив из фляги воды, долго не мог уснуть, телом ощущая, как, не глубоко мною зарытый в покинутом окопчике, обустраивается навечно в земле, чтобы со временем стать землею, убитый мною человек. Нечего сказать, мудро устроена жизнь на нашей прекрасной планете, и, кажется, "мудрость" эта необратима, неотмолима и неизменна: кто-то кого- то все время убивает, ест, топчет. И самое главное — вырастил и утвердил человек убеждение: только так, убивая, поедая, топча друг друга, могут сосуществовать индивидуумы земли на земле.