Заболоцкий не любил темнот и не верил в «звезду бессмыслицы» (выражение Введенского). «Столбцы» отличаются от поэзии Хармса и Введенского большей традиционностью и внятностью. Особый эффект этих стихов достигаетсяблагодаря столкновению формы русской классической поэзии (почти везде – четырёхстопный ямб) и приземлённых, бытовых деталей с карикатурными чертами:
О мир, свернись одним Кварталом,
Одной разбитой мостовой,
Одним проплёванным амбаром
Одной мышиною норой…
«Ивановы», 1928 г.
Зрелый Заболоцкий увлекался натурфилософией (философией природы) и пытался понять её законы:
Жук ел траву, жука клевала птица,
Хорёк пил мозг из птичьей головы...
«Лодейников», 1932—1933 гг.
Он считал, что человек рождён, чтобы разрушить это всеобщее поедание, стать «не детищем природы», а её «зыбким умом». Человек - не только высшее творение природы, но и величайший её реформатор. Он должен построить новый мир, в котором животные будут раскрепощены и станут его равноправными братьями. Заболоцкий любил повторять слова В. Хлебникова:
«Я вижу конские свободы и равноправие коров». В поэме «Торжество земледелия» (1929—1930 гг.) человеческий разум вносит гармонию и лад в мироздание, люди и животные объединяются в свободном труде:
Один старик, сидя в овраге,
объясняет философию собаке...
Потом тихо составляет
идею точных молотилок
и коровам объясняет,
сердцем радостен и пылок.
Язык поэмы необычен. Сочетание вполне серьёзных экономических и политических терминов с просторечиями и наивными, детскими оборотами заставляет читателя смеяться. Поэтому, несмотря на прославление коллективизации и механизации в «Торжестве земледелия», советская критика ополчилась на автора. В сказочном сюжете, в монологах действующих лиц усмотрели издевательство над строительством социализма. Можно полагать, что в дальнейшем эти статьи сыграли свою роль в аресте Заболоцкого.
После возвращения из лагерей поэт почти десять лет занимался в основном переводами. «Своих стихов не пишу и не знаю, как их нужно писать», — признавался он в одном из писем 1946 г