На крайнее мое удилище села удивительной красоты птичка. Но пышный наряд не шел к ее лицу. В ее облике было что то скорбное, печальное. Вот тонкая удочка перестала качаться. Птичка замерла на ней неподвижным комочком. Сколько я ни следил за незваной гостьей, она ни разу не пошевелилась.