2-ая часть:Они были отданы по двенадцатому году в Киевскую академию, потому что все
почетные сановники тогдашнего времени считали необходимостью дать
воспитание своим детям, хотя это делалось с тем, чтобы после совершенно
позабыть его. Они тогда были, как все поступавшие в бурсу, дики,
воспитаны на свободе, и там уже они обыкновенно несколько шлифовались и
получали что-то общее, делавшее их похожими друг на друга. Старший,
Остап, начал с того свое поприще, что в первый год еще бежал. Его
возвратили, высекли страшно и засадили за книгу. Четыре раза закапывал
он свой букварь в землю, и четыре раза, отодравши его бесчеловечно,
покупали ему новый. Но, без сомнения, он повторил бы и в пятый, если бы
отец не дал ему торжественного обещания продержать его в монастырских
служках целые двадцать лет и не поклялся наперед, что он не увидит
Запорожья вовеки, если не выучится в академии всем наукам.С этого времени Остап начал с необыкновенным старанием сидеть за скучною
книгою и скоро стал наряду с лучшими. Тогдашний род учения страшно
расходился с образом жизни: эти схоластические, грамматические,
риторические и логические тонкости решительно не прикасались к времени,
никогда не применялись и не повторялись в жизни. Учившиеся им ни к чему
не могли привязать своих познаний, хотя бы даже менее схоластических.
Самые тогдашние ученые более других были невежды, потому что вовсе были
удалены от опыта. Притом же это республиканское устройство бурсы, это
ужасное множество молодых, дюжих, здоровых людей -- все это должно было
им внушить деятельность совершенно вне их учебного занятия. Иногда
плохое содержание, иногда частые наказания голодом, иногда многие
потребности, возбуждающиеся в свежем, здоровом, крепком юноше, -- все
это, соединившись, рождало в них ту предприимчивость, которая после
развивалась на Запорожье. Голодная бурса рыскала по улицам Киева и
заставляла всех быть осторожными.
Меньшой брат его, Андрий, имел чувства несколько живее и как-то более
развитые. Он учился охотнее и без напряжения, с каким обыкновенно
принимается тяжелый и сильный характер. Он был изобретательнее своего
брата; чаще являлся предводителем довольно опасного предприятия и иногда
с помощию изобретательного ума своего умел увертываться от наказания,
тогда как брат его Остап, отложивши всякое попечение, скидал с себя
свитку и ложился на пол, вовсе не думая просить о помиловании. Он также
кипел жаждою подвига, но вместе с нею душа его была доступна и другим
чувствам.