Илья Муромец главный богатырь рус. народного эпоса. В дополнение сведений, сообщенных о нем в ст. Богатыри, следует отметить, что лишь немногие былинные сюжеты с именем И. Муромца известны за пределами губ. Олонецкой, Архангельской и Сибири (Сборник Кирши Данилова и С. Гуляева) . За пределами названных областей записаны доселе только немногие сюжеты: а) И. Муромец и Соловей-разбойник; б) И. Муромец и разбойники; в) И. Муромец на Соколе-корабле и г) И. Муромец и сын. В средних и южных частях Великороссии известны только былины без прикрепления И. Муромца к Киеву и кн. Владимиру, и наиболее популярны сюжеты, в которых играют роль разбойники (И. Муромец и разбойники) или казаки (И. Муромец на Соколе-корабле) , что свидетельствует о популярности И. Муромца в среде вольнолюбивого населения, промышлявшего на Волге, Яике и входившего в состав казачества. Прозаические рассказы об И. Муромце, записанные в виде сказок в Великороссии, Малороссии, Белороссии и Сибири и перешедшие от русских крестьян к некоторым инородцам (финнам, латышам, чувашам, якутам) , также не знают о киевских былинных отношениях И. Муромца, не упоминают кн. Владимира, заменяя его безымянным королем; содержат они почти исключительно похождение И. Муромца с Соловьем-разбойником, иногда и с Идолищем, называемым Обжорой, и приписывают иногда И. Муромцу освобождение царевны от змея, которого не знают былины об И. Муромце. Нередко встречается смешение И. Муромца с Ильей пророком. Смешение это произошло и на предполагаемой эпической родине И. Муромца, в представлении крестьян с. Карачарова (близ г. Мурома) , при чем в рассказах этих крестьян отношения И. Муромца к Киеву и кн. Владимиру вовсе не упоминаются (см. М. Колосова, "Заметки о языке и народной поэзии ", 1877, стр. 309 и след.) . Исследование эпической биографии И. Муромца приводит к убеждению, что на имя этого популярного богатыря наслоилось много сказочных и легендарных странствующих сюжетов. Имя И. Муромца не историческое, и попытки некоторых (Максимовича, Квашнина-Самарина) видеть в нем историческое лицо и даже определить век его жизни не выдерживают критики. Но на эпические подвиги И. Муромца налегло в течение веков столько исторических наслоений, в силу процесса историзации, известного в эволюции народных сказаний, что, по справедливому замечанию О. Миллера, "неисторическое происхождение И. Муромца не мешает ему быть лицом несравненно более историческим, чем целое множество лиц в самом деле существовавших и даже оставивших некоторые следы в истории. Дело в том, что в идеальной личности И. Муромца вполне выразился исторический характер русского народа"