Подполковник Суворов ехал впереди. Сзади за ним, где-то в темноте, плёлся на измученной лошади драгунский вахмистр. С ним был и проводник-пруссак, который указывал дорогу. Ехали лесом. По словам проводника, за лесом находилась деревня на большой дороге Франк-фурт — Берлин. На эту дорогу и надо было попасть. Суворову надоело тащиться под дождём, надоел этот, казавшийся нескончаемым, незнакомый прус-ский лес. Было неприятно, что в осенней вечерней темноте они с вахмистром сбились с дороги и те¬перь понапрасну теряют время. В корпусе Захара Григорьевича Чернышёва, дви-гавшегося на Берлин, ждали из рекогносцировки подполковника Суворова, а подполковник-то и задержался... Суворов недовольно морщил свой высокий лоб, напрягал зрение — старался разглядеть, что там, впереди: не светлеет ли, не кончается ли, наконец, этот проклятущий лес? Но ехали всё дальше и дальше, а лес стоял всё такой же непроницаемый и тёмный. Едва белела по-лоска дороги. У Суворова давно намокли треуголка и плащ. Текло за воротник, промокли колени. «В ольстредях', конечно, пистолеты отсырели. Случись что, помилуй бог, одна надежда — палаш!» — мелькало в голове. Думалось всё об одном: хотелось возможно ближе подъехать к Берлину и собрать побольше сведений о неприятеле. (Ольстреди — седельные кобуры.)