Лишь в последние дни его жизни, в господине появляется что-то человеческое, что-то теплое: желание жить. Возможно, он и сам это понял, но понял уже находясь за непреодолимой чертой. Потому так отчаянно старался "пожить еще", потому что до этого он не жил. Он существовал. Просыпался, наводил туалет, жизнь длилась от трапезы к трапезе, от прогулок до обедов. Он не жил, он не научился даже заработав столько денег, чтобы позволить себе прожить три такие жизни. А на палубе после смерти господина точно такие же господа и дамы продолжали прогуливаться по палубам, спускаться к ужину в дорогих украшениях. Не изменилось ничего, как будто еще при жизни господин был мертв и его никто не замечал, лишь его тугой кошелек.
Природа же неоднократно выступает в качестве олицетворения всего окружающего мира. Не даром так за кормой так бушует вода: мир, шаткий, как и сам пароход с его буржуазной помпезностью и аристократичным, апатичным презрением к другим, скоро погибнет в клокочущем океане не то моря, не то революции, не то самой справедливости. Она висит как дамоклов меч: напоминает тем, кто забыл, что в конце всех ждет одно и то же - трюм и тесный ящик.