Создание первого государства восточных
славян, получившего впоследствии
название Киевская Русь, началось с
севера. С того места, где путь Из варяг в
греки вступал на территорию, заселенную
новгородскими славянами.
В 862 году в город Ладогу пришла дружина
варягов во главе с Рюриком. Нестор пишет:
В лето 6370 [862 г.] Изъгнаша варяги за
море, и не даша имъ дани, и почаша сами
в собе володети. И не бе в нихъ правды, и
въста родъ на родъ, и быша в них усобице,
и воевати почаша сами на ся. И реша сами
в собе: поищем собе князя, иже бы володел
нами и судилъ по праву. И идоша за море
к варягамъ, к руси. Сице бо зваху ся тьи
варязи русь, яко се друзии зовутся свеи,
урмане, анъгляне, гъте, тако и си. Реша
руси чюдь, словене и кривичи и вси:
земля наша велика и обильна, а наряда в
ней нетъ. Да поидите княжить и володеть
нами. И изъбрашася 3 братья с роды
своими, пояша по собе всю русь и
придоша. Старейший Рюрикъ седе
Новгороде, а другий Синеусъ на Беле
Озере, а третий Изборсте Труворъ. И от
техъ варягъ прозвася Русская земля. По
двою же лету Синеусъ умре и братъ его
Труворъ. И прия власть Рюрикъ и раздая
мужемъ своимъ грады...
Упомянутые в этом отрывке народы,
относимые летописцем к варягам, это -
шведы (свеи), норвежцы (норманны),
готландцы (готы, жители острова Готланд).
Англяне же - это не англичане, которые не
только не были варягами, но, как и их
континентальные соседи - франки, весьма
страдали от набегов викингов. Англяне -
это датские племена англов, обитавшие на
юге полуострова Ютландия (позднейший
Ангальт), действительно участвовавшие,
как и три других перечисленных Нестором
народа, в движении викингов.
Эта версия Б.Крутицкого>60< может быть
принята со следующим существенным
уточнением. Т.к. археологически англы из
Ютландии ушли все и совсем, то здесь
можно говорить, вероятно, о том, что
сменившие их датские племена некоторое
время именовались из вне по старой
привычке англами. Во всяком случае имя
англов закрепилось за территорией
навсегда. ПВЛ не знает имени данов, хотя
Титмар Мерзенбургский, правда несколько
позже в 1018 г., определяет основную
воинскую силу Киева как стремительных
данов.>86-239<<br>Терминология, использованная Нестором,
имеет строгий юридический смысл. Наряд
- система централизованного
государственного управления, а не просто
прядок в смысле "порядка нет, все
безобразничают". Правда -
кодифицированный свод законов (ср.
Русская Правда). Володеть - чисто
юридический термин, вне контекста
договоров в летописях не
встречающийся.>46< Таким образом,
"легенда" о призвании варягов, т.е.
произведение изустного народного
творчества, или, в лучшем случае, научно-
публицистическая фальсификация,
оказывается изложена языком
юридического документа.
Д.С.Лихачёв, с великим пиететом
относящийся к Нестору, в статье,
комментирующей призвание Рюрика,
Синеуса и Трувора>3:398-400(к c.13)<, даже<br>не упоминает его имени, а обвиняет в
"создании легенды" по "законам эпического
творчества" (т.е. именно в
фальсификации, а не в изложении уже
бытующих легенд, как это было с историей
Кия и компании) неких, никому не
ведомых, летописцев, а заодно новгородцев
Яна Вышатича и Вышату. Цель
фальсификации - поддержание реноме
правящей династии (рода). Но тот же
Д.С.Лихачёв пишет:
"О каждом роде фактов, приверженный
этикету феодального общества
средневековый писатель стремится писать
в своей, только для этой группы
предназначенной манере: о святом -
только в житийных штампах (в
трафаретных выражениях описываются
детство святого, подвиги в пустыне,
кончина, предсмертные слова и т.п.); о
военных действиях - только в воинских
формулах (враг наступает "в силе тяжце",
стрелы летят "как дождь", кровь течёт "по
удолиям"); умершему князю преподносится
шаблонная некрологическая похвала и т.д.
Не следует думать, что воинские
трафареты применяются только в
воинских повестях, житийные шаблоны
только в житиях святых, и т.д. Здесь дело
не в шаблоне жанров..., а именно в
этикете: каждый род фактов следует
описывать в только ему принадлежащей
манере, в выражениях для него
предназначенных. Вот почему в житиях
святых военные действия изображаются не
в житийных выражениях, а в воинских, в
воинских же повестях изображение святого
подчинено житийным шаблонам".
То есть, в тексте, изобилующем
юридической лексикой, следует
усматривать описание именно правовой
коллизии, а вовсе не попытку возвеличить
нынешних правителей описанием их
великих предков. Тем более, если Рюрик
современникам неизвестен, что
утверждает тот же Д.С.Лихачёв, то нет и
достоинства в том, чтобы быть его
потомком.
Принимая теорию Д.С.Лихачёва
относительно этикета древнерусских
книжников, тем самым принимаем
лежащее в основании этой теории
представление, что основные
психологические реакции, т.е. законы
человеческого духа во все времена и у всех
народов едины. И.Н.Данилевский в явном
виде оспаривает этот подход и оппонирует
Д.С.Лихачёву, ссылаясь на западную
традицию, рассмотрения истории как
истории изменяющегося духа -
изменяющегося менталитета.
"Следовательно, не только наш образ мира
принципиально отличается от образа мира
летописца, но и способы его описания." И
далее. "Летописец, беседующий с нами,
оказывается в положении миссионера,
попавшего в страну неверных. Его речи во
многом непонятны непосвящённым
"дикарям". Их восприятие происходит на
уровне привычных им образов и
категорий. При этом, однако, исходные
положения и метафоры подвергаются
таким деформациям и метаморфозам, что
ассоциативные ряды, рождающиеся в
головах "посвящаемых", сплошь и рядом
уводят их мысли совсем не туда, куда
собирался направлять "миссионер". В
лучшем случае исходный и конечный
образы связаны каким-то внешним
сходством (правда по типу: Богородица =
"Мать Сыра-Земля"), в худшем из
ветхозаветной правовой нормы,
процитированной в популярном у
отечественных историков законодательном
памятнике, делается вывод о том, что
Древняя Русь - раннефеодальное
государство. Но главное, почти невозможно
установить, насколько далеки или близки
транслируемый образ и воспринимаемый
фантом.">97-10, 11<<br>Поскольку главным оппонентом в этом
разделе (Введение) выступает Д.С.Лихачёв
и именно его "этикет", то следовательно
выпадает основное звено доказательства
существования и Рюрика и договора с ним.
Однако во всём дальнейшем тексте
И.Н.Данилевского не удалось найти ни
одной новой трактовки событий,
основанной на идее меняющегося
менталитета, которая бы в корне
отличалась от результатов, получаемых
при традиционном подходе. (Это ни в коей
мере не обвинение во вторичности или
неспособности уважаемого
И.Н.Данилевского к новым идеям. Просто
книга является курсом лекций и
посвящена более всего изложению уже
существующих мнений и их оценке.)