Интерес Пушкина к древнерусской истории усилился с выходом в 1818 г. первых восьми томов «Истории государства Российского» Карамзина. Пушкин «с жадностью и вниманием» прочитал труд Карамзина. В поэме «Руслан и Людмила» чувствуются отголоски этого чтения, и частности в изображении борьбы Киева с осаждавшимися печенегами. Материалом для поэмы Пушкина послужил также сборник «Древние русские стихотворения» Кирши Данилова и сборники сказок. Несомненны вместе с тем связи поэмы с западноевропейскими волшебно-рыцарскими поэмами, в частности, с «Неистовым Роландом» Ариосто. Живое обсуждение вызвал вопрос о народности «Руслана и Людмилы». Белинский справедливо находил, что и начальных строках поэмы: Дела давно минувших дней, Преданья старины глубокой, вописании пира у князя Владимира: В толпе могучих сыновей, С друзьями, в гриднице высокой Владимир пировал; Меньшую дочь он выдавал За князя храброго Руслана И мед из тяжкого стакана За их здоровье выпивал. Не скоро ели предки наши, Не скоро двигались кругом Ковши, серебряные чаши С кипящим пивом и вином Поэтика «Руслана и Людмилы» исследована Б. В. Томашевским. «Свою первую поэму Пушкин создал в результате обширных чтений сказочных и волшебно-рыцарских произведений,— отмечает он.— Самая задача — написать поэму-сказку — обязывала Пушкина обращаться к знакомым сказочным положениям и приключениям героев. В поэме рассеяно много черт, которые мы легко обнаруживаем в прежних произведениях, и вместе с тем определяющим остается новизна. Уже в «Руслане и Людмиле» намечается тот образ настроенного рассказчика, который снова в первых главах «Евгения Онегина». В этом повествователе мы узнаем те же черты, которые выступают и непринужденной лирике Пушкина тех лет, в его дружеских посланиях. К тем же своим друзьям из «Зеленой лампы», из молодых любителей театра обращается Пушкин в «Руслане»: Но вы, соперники в любви, Живите дружно, если можно! Поверьте мне, друзья мои: Кому судьбой непременной Девичье сердце суждено, Тот будет мил назло вселенной, Сердиться глупо и грешно. В Людмиле, конечно, нет ничего от древней Руси. Это девушка времён самого Пушкина — кокетливая, несколько легкомысленная и беспечная. Отношение к ней поэта сливается с легким налетом насмешки, иронии над девичьим непостоянством и любопытством. Так отчаявшаяся Людмила В волнах решилась утонуть Однако в воды не прыгнула И далее продолжала путь. Как отмечает Б. В. Томашевский, старая поэма довольствовалась топографическими приметами. Здесь лирическая характеристика пейзажа, связанного преимущественно со сменой части дня или поры года и потому подвигающего самое действие, вплетается в ткань рассказа.