«И ощутил Андрий в душе своей благоговейную боязнь и стал неподвижен перед нею… Он хотел бы выговорить все, что ни есть на душе, выговорить его также горячо, как оно было на душе, — и не мог. Почувствовал он что-то заградившее ему уста: звук отнялся у слова; почувствовал он, что не ему, воспитанному в бурсе и в бранной кочевой жизни, отвечать на такие речи, и вознегодовал на свою казацкую натуру».