О ЧАСТЯХ РЕЧИ В РУССКОМ
ЯЗЫКЕВ последние десятилетия в русском языкознании по поводу
пересмотра содержания элементарного курса русской грамматики всплыл очень
старый вопрос о так называемых «частях речи». В грамматиках и словарях
большинства старых, установившихся языков существует традиционная, тоже
установившаяся номенклатура, которая в общем удовлетворяет практическим
потребностям, и потому мало кому приходит в голову разыскивать основания этой
номенклатуры и проверять ее последовательность. В сочинениях по общему
языкознанию к вопросу обыкновенно подходят с точки зрения происхождения
категорий «частей речи» вообще и лишь иногда — с точки зрения разных способов
их выражения в разных языках, и мало говорится о том, что сами категории могут
значительно разниться от языка к языку, если подходить к каждому из них как к
совершенно автономному явлению, а не рассматривать его сквозь призму других
языков.
Поэтому, может быть, не бесполезно было бы предпринять полный пересмотр вопроса
применительно к каждому отдельному языку в определенный момент его истории. Не
претендуя на абсолютную оригинальность, я попробую это сделать по отношению к
современному живому русскому языку образованных кругов общества.1
Прежде чем перейти, однако, к русскому языку, я позволю себе остановиться на
некоторых общих соображениях.
1. Хотя, подводя отдельные слова под ту или иную категорию («часть речи»), мы и
получаем своего рода классификацию слов, однако самое различение «частей речи»
едва ли можно считать результатом «научной» классификации слов. Ведь всякая
классификация подразумевает некоторый субъективизм классификатора, в частности
до некоторой степени произвольно выбранный principium divisionis. Таких
principia divisionis в данном случае можно было бы выбрать очень много, и
соответственно этому, если задаться целью «классифицировать» слова, можно бы
устроить много классификаций слов, более или менее остроумных, более или менее
удачных. Например, можно разделить все слова на слова, вызывающие приятные
эмоции, и слова безразличные; или на основные и производные, а первые — на
слова одинокие, не имеющие родственных связей, и на слова, их имеющие, и т. п.
Эту множественность возможных классификаций справедливо отметил Н. Н. Дурново в
своей статье «Что такое синтаксис» в № 4 «Родного языка в школе», 1923 г. (см.
его примечание на стр. 66 и 67). Д. Н. Ушаков в своем отличном учебнике по
языковедению прямо учит, что возможны две классификации слов — по значению и по
формам.
Однако в вопросе о «частях речи» исследователю вовсе не приходится классифицировать
слова по каким-либо ученым и очень умным, по предвзятым принципам, а он должен
разыскивать, какая классификация особенно настойчиво навязывается самой
языковой системой, или точнее, — ибо дело вовсе не в «классификации», — под
какую о б щ у ю
к а т е г о р и ю подводится то или
иное лексическое значение в каждом отдельном случае, или еще иначе, какие
о б щ и е
категории различаются
в данной языковой системе.
2. Само собой разумеется, что должны быть какие-либо внешние выразители этих
категорий. Если их нет, то нет в данной языковой системе и самих категорий. Или
если они и есть благодаря подлинно существующим семантическим ассоциациям, то
они являются лишь потенциальными, но не активными, как например категория
«цвета» в русском языке.
3. Внешние выразители категорий могут быть самые разнообразные: «изменяемость»
слов разных типов, префиксы, суффиксы, окончания, фразовое ударение, интонация,
порядок слов, особые вспомогательные слова, синтаксическая связь и т. д., и т. д