В XX веке, как и двумя столетиями раньше, крестьянская «прав-
да» подразумевала возвращение к старым добрым временам, когда
пахарь жил на свободной земле в рамках привычного общинного ми-
роустройства, когда свои «новодевиченские» и чужие — «федоровс-
кие», «кирилловские» и прочие — были сами по себе со своими проб-
лемами. При малейших разногласиях крестьянский «партикуляризм»
и старые обиды тут же оживали. Порой даже соседние деревни не
поддерживали друг друга, а «чужих» и подавно. Крестьяне остались
равнодушными к призывам Филиппа Миронова, поскольку с ним
шли не свои мужики, а казаки; жители Пензенской и Саратовской гу-
берний не поддержали пришедшие на их территорию отряды тамбовс-
ких «антоновцев».
Крестьянская психология порождала иллюзии возможности уйти
от борьбы, отсидеться дома, переждать. Поэтому крестьяне не пошли
за правительством Комуча — как, впрочем, за любым другим. «Моби-
лизованные белогвардейцами крестьяне целыми полками сдавались
или переходили в ряды Красной Армии, — вспоминал начальник по-
литуправления РККА С.И. Гусев, — и, наоборот, из Красной Армии
перебегали к белым также целые крестьянские части. Мотив при
этом был один и тот же у обеих половинок перебежчиков: гражданс-
кий мир. Для предотвращения перехода на сторону противника бе-
лые вливали в ряды бойцов значительное количество офицеров
(10—50%), а красные — не меньшее количество рабочих и комму-
нистов»