Стремление человека к счастью закономерно. Но верный правде жизни, Пушкин покапывал трагическое разрешение любовной коллизии. Но смогли стать счастливыми герои романтических романов. Роман «Евгений Онегин» раскрыл драму двух любящих и нужных друг другу людей, по навсегда разделенных. О гибели счастья Пушкин писал и в «Дубровском», и в «Медном всаднике», и в «Пиковой даме». В 1834 году в лирическом стихотворении поэт с горечью констатировал: «На свете счастья нет…» В своем последнем романе Пушкин вновь вернулся к этой так волновавшей его проблеме любовь Гринева и Маши - это любовь юных, чистых, только еще вступающих в жизнь людей. Оттого она так естественна, искренна и человечна. И она разрушается вмешательством Гринева-отца. Деспотический родительский запрет выявлял нелепость идеалов общества, в котором отец, движимый заботой о благополучии единственного сына, не позволяет ему жениться па той, которую он любит.Действие отца вызвало соответствующую реакцию сына: «Чтение сего письма возбудило во мне разные чувствования. Жестокие выражения, на которые батюшка не поскупился, глубоко оскорбили меня. Пренебрежение, с каким он упоминал о Марье Ивановне, казалось мне столь же непристойным, как и несправедливым».Двое молодых людей любят друг друга, он стремится содействовать их счастью. Любите? Тогда соединяйтесь, женитесь, будьте счастливы: «Возьми себе свою красавицу; вези ее, куда хочешь, и дай вам бог любовь да совет!» Первый раз в художественном мире Пушкина любящие отстояли свое счастье. Обстоятельства перестали быть им враждебными. Человек, от чьей воли они зависели, не помешал их женитьбе, не расстроил ее, по уничтожил все возникавшие на пути трудности и препятствия и благословил. И этими обстоятельствами оказалась народная война, а этим человеком - Пугачев. Не но обряду, а по самой сути оп стал посаженым отцом Гринева и Маши Мироновой. Гринев осознал, что именно Пугачев помог ему и Маше Мироновой преступить порог послушания. За многие десятилетия и учения «Капитанской дочки» на эти вопросы давались самые различные и часто противоречивые ответы. В конце XIX века, например, А. Д. Галахов объяснял введение сцены свидания Маши с Екатериной II простым «подражанием» Пушкина Вальтеру Скотту: «Дочь Миронова поставлена в одинаковое положение с героиней «Эдинбургской темницы», героиня которой Дине «выпрашивает прощение» у королевы». В свое время Д. П. Якубович писал: «Попытавшись показать Екатерину «домашним образом», Пушкин в заключение вынужден был все же дать ее образ и в традиционно-официозном, почти лубочном тоне как образ милостивой царицы, видимый глазами героев-дворян. Этот образ находится в вопиющем противоречии с обычными резко отрицательными мнениями самого Пушкина о «развратной государыне»… Понятно, без царицы Пушкин не мог бы и думать о проведении своего романа в печать». И последующем мысль об отрицательном и сниженном изображении Екатерины в романе стала господствующей.Несомненно, подобные трактовки изображения Пушкиным Екатерины II в силу своей противоречивости и прямолинейности не могли не вызвать протеста. Ю. М. Лотмап справедливо писал, что «приходится решительно отказаться как от упрощения от распространенного представления о том, что образ Екатерины II дай в понести как отрицательный и сознательно-сниженный». Ю. М. Лотман не только отказывается от упрощения, но показывает, что не цензурными, а глубоко идейными соображениями руководствовался Пушкин, когда решил, наряду с фигурой самозванца, изобразить царствующую императрицу. Установив необходимость рассмотрения этих двух образов во взаимосвязи, исследователь так определяет смысл и характер этой связи: в «Капитанской дочке» Пушкина «Екатерина II помиловала Грипева, подобно тому как Пугачев - Машу и того же Гринева».Основанием уравнения является слово «подобно»- ото «подобное» заключается в торжестве человечности: «В основе авторской (пушкинской. - Г.М.) позиции лежит стремление к политике, возводящей человечность в государственный принцип, не заменяющей человеческие отношения политическими, а превращающей политику в человечность».Исследователь, признавая утопический характер подобных убеждений Пушкина, настаивает на своей точке зрения, полагая, что именно она объяснит и смысл «Капитанской дочки», и причину введения в роман образа Екатерины II. «Во вторую половину 1830-х гг. дл