Наследник Тутти никогда не слышал веселого, звонкого смеха. Только
иногда до него доносился хохот какого-нибудь пьяного колбасника или самих Толстяков, угощавших своих не менее толстых гостей. Но разве это
можно было назвать смехом! Это был ужасный рев, от которого делалось не
весело, а страшно.
Улыбалась только кукла. Но улыбка куклы не казалась Толстякам опасной. И, кроме того, кукла молчала. Она не могла бы рассказать наследнику
Тутти о многих вещах, скрытых от него дворцовым парком и стражей с бара-
банами у железных мостов. И поэтому он ничего не знал о народе, о нище-
те, о голодных детях, о фабриках, шахтах, тюрьмах, о крестьянах, о том,
что богачи заставляют бедняков трудиться и забирают все себе, что сдела-
но худыми руками бедняков.
Три Толстяка хотели воспитать злого, жестокого наследника.