Благородный разбойник превращается в несчастного любовника; несчастного при любом исходе событий — брак с лесным атаманом не сулит возлюбленной ничего, кроме тревоги, испытаний и — в каком-то смысле — позора. Его счастье равносильно ее несчастью, и наоборот, а счастья друг без друга они не мыслят. Потому-то, когда Марья Кириловна, сосватанная за старого утонченно-сластолюбивого князя Верейского, просит ее похитить, Д. — чья мечта исполняется! — закрывает глаза руками и, кажется, задыхается от невидимых слез ужаса. И при этом — в его сердце все равно «нет места ненависти» ; по самоощущению он не атаман, не народный мститель, он — дворянин, он — человек. Зато социальная жизнь, обрекающая его, — бесчеловечна.
В том-то и состоит истинная трагедия Д. , в том-то и заключена истинная вина Троекурова, что честный русский дворянин, романически привязанный к отцу, к дому, к мысли о семье, поставлен в положение, из которого вообще нет выхода. (Кистеневская роща — это уход, а не выход. ) Беспросветная нищета равнозначна социальному самоубийству; подчинение троекуровскому самодурству равнозначно потере дворянского (оно же человеческое) достоинства; бунт, во-первых, лишает надежды на счастье, во-вторых, не может быть до конца благородным.