На лицах обеспокоенность, тоска, боль. Время от времени кто-то из них заглядывал в палату.
Там, на необычно высокой кровати, как на катафалке, лежал разрезанный пополам, почерневший Некрасов, обмотанный сеткой каких-то трубочек и проводов. Он был без сознания. Хирург сказал, что положение безнадежное и необходимо немедленно сообщить семье. И тогда писатель Андрей Синявский сделал невозможное - возле палаты товарища за одну ночь написал некролог ему - некролог при жизни. Это была попытка спасти Словом.
Ученик из творческой группы читает «Прижизненный некролог». Ученик. Некрасов... Светскость как определяющее, положительное естество. Все мы монахи в душе, а Некрасов - мирской человек. Мы - закрытые, мы - застывшие, мы - засушенные в своих мыслях и комплексах. Некрасов - открытый.
Для всех дядечек и тетушек, для всех клошаров, для всех прогулок Парижем... Мирской человек среди клерикалов. Ему не хватало лишь трубки и палки. И среди феодальной социалистической литературы первая светская повесть - «В окопах Сталинграда». Удивительно, что среди наших писателей, от рождения заклятых, придавленных этой нудной, отвратительной церковностью, был, тем не менее, светский человек.
Солдат, мушкетер, кутила... Некрасов.
Божья милость, пушкинское дыхание ощущались в этом независимом разине и веселом богохульнике. Член Союза писателей, вчерашний член КПСС, искалеченный, вычеркнутый из «Большой энциклопедии», он носил в себе и с собой это дыхание воли. Человеческое в нем чудесно объединялось с писательским, и он был человеком пар экселянс? ((фр.) — преимущественно). А это так редко случается в большом писателе в наше время. Дядя в Лозанне...
Как это пасует - в Лозанне... Преждевременный некролог? Понимаю.
Нехорошо, что преждевременный. Тем не менее, как же отдать должное?!
Если не преждевременно? Если мы все уходим и уходим, и никто сзади нас не стоит с поднятыми факелами в руках! Поэтому и спешу. Надеюсь. Не умрет... А его Хемингуэй? Наш русский, наш советский, наш бессмысленный Хемингуэй!
Насколько нужным, необходимым он для нас был - этот дядя Хем. Почти как «Дядя Ваня», как «Хижина дяди Тома».
В нашу сызмала религиозную жизнь Хем, дядя Хем, вносил почти запрещенную, подпольную тему человека. Ничего особенного, человек? Человек. Человек? - Человек. Но это было уже так весомо, так взвешено посреди толпы, которая приобрела или зверское подобие, или – самое страшное - ореол притворной святости.
Спасибо тебе, дядя Хем... Некрасов выше, Некрасов чище кого-нибудь из всех нас любил Хемингуэя. Необходимо еще сказать - он был старше нас, и старше, и живее.
Как я сказал - был больше всех человеком среди писателей, а человек - не с большой, а с маленькой буквы - это значительно весомее. Почему я все это сейчас пишу? Когда Некрасов еще не умер?
Чтобы, если он выживет, подарить ему эти страницы, как очередную медаль - за отвагу. А, в конце концов, посоветуйте, что мне делать сейчас, если о нем не писать? Чем помочь ему, кроме такого вот прижизненного некролога? Толпиться в больнице?
Обзванивать врачей? И всех врачей уже обзвонили, и они заслоняют уши и не хотят больше слышать этих назойливых, неизвестно почему взволнованных россиян. «В окопах Сталинграда...» И надо же было родиться и закончить свой путь в Париже, чтобы где-то посредине написать - в окопах Сталинграда... Да! Надо.
Надо же было уехать из Киева, из России, чтобы, приехав в Париж, быть разрезанным пополам, чтобы из тебя откачивали гной из брюшины, из почек и из легких? Не лучше ли было бы там, или не проще было бы в Киеве и кончить дни, отмеченные «Литературной газетой»? Куда лезешь? Зачем летишь? Глоток воздуха.
Последний глоток воли... 1 июня 1975 года А. Синявский, М. Розанова Учитель. Вопреки всем медицинским прогнозам и выводам утром Некрасов пришел в себя и начал медленно выздоравливать. Что его тогда спасло: крепкий организм, лекарство или непобедимая любовь друзей, которая защитила душу и воспрепятствовала ей отлететь в иные миры?.. Некрасов выздоровел и прожил еще 12 лет.
Основные произведения следующих лет: «В родном городе» и «Кира Георгиевна», сборник военных рассказов «Вася Конаков» (все три были изданы во Франции). Кроме того, подорожные очерки - «Первое знакомство», «Луна во Франции», «С обеих сторон океана». К сожалению, нет масляного портрета В. Некрасова, но существует множество фотографий, которые можно найти в книгах, журналах, газетах. Именно они и создают достоверный образ этого необыкновенного человека, со счастливой и трагической судьбы.
Он поехал к себе домой - в парижское предместье Ванв на метро... ». Учитель. Во Францию В. Некрасов вынужден был эмигрировать в 1974 году, но на всю жизнь сохранил искреннюю любовь к городу, где родился, вырос, получил образование, откуда пошел на войну и куда вернулся, где написал первую книжку, которая принесла ему мировое признание; до последней минуты жизни мечтал вернуться в город, который воспевал в своих произведениях, где оставил на Байковом кладбище три милые сердцу могилы - бабушки, матери и тети