Пожалуйста помогите определить проблему)))
Я единственный внук, и дедушка меня любит. Я его тоже очень люблю. Он осенил
мое детство добрыми воспоминаниями, они до сих пор волнуют и трогают меня. Даже
сейчас, когда он прикасается ко мне своей широкой, сильной рукой, у меня щемит сердце.
Я приехал в Корюков двадцатого августа, после заключительного экзамена, опять
получив четверку. Стало очевидно, что в университет я не поступил.
Дедушка ожидал меня на перроне, такой, каким я оставил его пять лет назад, когда в
последний раз был в Корюкове. Его короткая густая борода слегка поседела, но
широкоскулое лицо по-прежнему мраморно-белое и карие глаза такие же живые, как и
раньше. На нем был все тот же вытертый темный костюм с брюками, заправленными в
сапоги; в сапогах он ходил и зимой и летом. Когда-то он учил меня надевать портянки.
Ловким движением закручивал портянку, любовался своей работой, потом натягивал сапог,
морщась не оттого, что сапог жал, а от удовольствия, что он так ладно сидит на ноге.
С ощущением, будто я исполняю комический цирковой номер, я взобрался на старую
бричку. Но никто на привокзальной площади не обратил на нас внимания, Дедушка
перебрал в руках вожжи. Лошадка, мотнув головой, побежала с места бодрой рысцой.
Мы ехали вдоль новой автомагистрали. Но при въезде в Корюков асфальт перешел в
знакомую мне выбитую булыжную мостовую. По словам дедушки, улицу должен
заасфальтировать сам город, а у города нет средств.
— Какие наши доходы? Раньше тракт проходил, торговали, река была судоходной —
обмелела. Остался один конезавод. Есть лошади! Мировые знаменитости есть. Но городу от
этого что?
К моему провалу в университет дедушка отнесся философски:
— Поступишь после армии.
А я был огорчен неудачей. Не повезло! «Роль лирического пейзажа в произведениях
Салтыкова-Щедрина». Тема! Выслушав мой ответ, экзаменатор уставился на меня, ждал
продолжения, а мне продолжать было нечего. Я стал развивать собственные мысли о
Салтыкове-Щедрине. Экзаменатору они были неинтересны.Мы сдали на конезаводе бричку и лошадь и пошли обратно берегом Корюковки. Я
помню, как гордился, впервые переплыв ее; теперь бы я ее пересек одним толчком от берега.
И деревянный мостик, с которого я когда-то прыгал с замирающим от страха сердцем, висел
над самой водой.
На тропинке, еще по-летнему твердой, местами потрескавшейся от жары, шуршали
под ногами первые опавшие листья. Желтели снопы в поле, трещал кузнечик, одинокий
трактор подымал зябь.
Раньше в это время я уезжал от дедушки, и грусть, расставания смешивалась тогда с
радостным ожиданием Москвы. Но сейчас я только приехал, и мне не хотелось
возвращаться.
Я люблю отца и мать, уважаю их, но что-то сломалось привычное, изменилось в
доме, стало раздражать, даже мелочи.Мне стали неинтересны разговоры о папиной и маминой .работе, о людях, про
которых я слышал много лет, но ни разу не видел, о каком-то : негодяе Крептюкове —
фамилия ненавистная мне с детства, я готов был задушить этого Крептюкова. Потом
оказалось, что Крептюкова душить не следует, наоборот, надо защищать, его место может
занять гораздо худший Крептюков. Конфликты на работе неизбежны, глупо все время
говорить о них. Я вставал из-за стола и уходил. Это обижало стариков, но я ничего не мог
поделать с собой.
Все это было тем более удивительно, что мы были, как говорится, дружной семьей.
Ссоры, разлады, скандалы, разводы, суды и тяжбы — ничего этого у нас не было и быть не
могло. Я никогда не обманывал родителей и знал, что они не обманывают меня. То, что они
скрывали от меня, считая меня маленьким, я воспринимал снисходительно. Это наивное
родительское заблуждение лучше снобистской откровенности, которую кое-кто считает
современным методом воспитания. Я не ханжа, но в некоторых вещах между детьми и
родителями существует дистанция, есть сфера, в которой следует соблюдать сдержанность,
это не мешает ни дружбе, ни доверию. Так всегда и было в нашей семье. И вдруг мне
захотелось уйти из дому, забиться в какую-нибудь дыру. Может быть, я устал от экзаменов?
Тяжело переживаю неудачу? Старики ни в чем меня не упрекали, но я подвел, обманул их
ожидания. Восемнадцать лет, а я все сидел на их шее. Мне стало стыдно просить даже на
кино. Раньше была перспектива — университет, теперь я оказался неудачником, не смог
добиться того, чего добиваются десятки тысяч других ребят, ежегодно поступающих в
высшие учебные заведения.