СЕХИСМУНДО — герой драмы Педро Кальдерона де ла Барки
«Жизнь есть сон» (опубл. в 1636 г.; написана, по-видимому, в конце 20-х
или в самом начале 30-х годов XVII»Шв.). Королю Басилио, мудрецу и
звездочету, светила предсказали, что его сын С. станет чудовищным
тираном; чтобы спасти страну от бедствий, Басилио объявил, что ребенок
родился мертвым, и приказал держать его в горной башне. Решив проверить,
не обманули ли его небесные знамения, король велит, усыпив С.,
перенести его во дворец. Узнав, что он — будущий государь, которого
сделали пленником, С. возмущен учиненной над ним несправедливостью. Но
его гнев нерационален: требуя во всем беспрекословно ему повиноваться,
принц убивает слугу. Тогда его опять усыпляют, переносят обратно в башню
и уверяют, что все происшедшее во дворце было лишь сном. С. пытается
разобраться, является ли он заключенным, которому приснилось, что он
принц, или принцем, которому снится, что он заключенный. Герой хочет
понять, что в жизни иллюзорно, ложно, а что действительно, подлинно, и
эти размышления многое в нем меняют. Когда часть войска восстает, чтобы
посадить на трон законного наследника, и сторонники Басилио оказываются
разбитыми, С., получив власть, проявляет себя мудрым и добрым
правителем. Важнейшие события драмы разворачиваются в душе героя. Его
самопознание в немалой мере определено внешними обстоятельствами: С.
вырастает, не зная, кто его родители и кто он такой. Самая пылкая,
всепоглощающая его страсть — жажда правды и свободы. Первый его монолог
(«О, я несчастен, горе мне!») — яростный протест против неволи; и
Кальдерой не оставляет сомнения, что свобода — неотъемлемое и важнейшее
право человека. В переполненном болью и негодованием монологе герой
проклинает судьбу, дающую человеку меньше свободы, чем зверю, ручью,
рыбе и птице, но, узнав, что он не жалкий узник, а всесильный государь,
С. становится убийцей и насильником. Его свобода — свобода зверя, и сам
С. знает, что он — получеловек-полузверь. От звериной половины ему
помогает избавиться убеждение, что жизнь есть сон. Но что значит
отождествление жизни и сна? Во сне образы сознания воспринимаются спящим
как нечто действительное, и если жизнь есть сон, то и наяву человек
видит лишь то, что представляется его сознанию. Вместе с тем Кальдерой
постигает то, что будет достоянием психологии лишь в XX»Шв.: образы сна
порождены отнюдь не только мыслью, но и надеждами, страхами, тайными
желаниями. Последние неосознанно воздействуют не только на сновидения,
но и на поведение человека. Если в опубликованном через год после пьесы
Кальдерона «Рассуждении о методе» Декарта абсолютизировался рассудок («Я
мыслю, следовательно, я существую») и заявлялось, что лишь благодаря
мысли человеческое существование оказывается чем-то достоверным, то
барочный художник Кальдерон менее односторонен и категоричен. В его
драмах сталкиваются, в какой-то мере пронизывают друг друга сознание и
подсознание, рассудок и аффект. Явь и сон, иллюзия и реальность здесь
теряют свою однозначность и уподобляются друг другу: sueno по-испански
не только сон, но и мечта; поэтому «La vida es sueno» можно перевести и
как «Жизнь есть мечта». Мечта истолковывается у Кальдерона вовсе не в
сентиментально-благостном духе: узнав, что он принц, и получив
возможность осуществить свою мечту о свободе, С. ведет себя как
чудовище. Безграничная свобода оказывается одной из самых вредных и
опасных иллюзий: С. предстоит понять, что человеческая свобода — не
беспредел, что она подчиняется нравственным законам. В постижении этих
законов происходит становление личности С., выявление его подлинного
«я». «Жизнь есть сон» — истинно христианская драма, так как именно
христианство столь решительно указало на исключительное значение
душевной жизни и поставило важнейшую задачу управлять своими внутренними
состояниями, подавляя в себе злые, греховные желания и порывы. И вместе
с тем «Жизнь есть сон» — это социальная драма (такое соединение
характерно для барокко), показывающая, что становление нравственного «я»
возможно лишь благодаря осознанию своей ответственности перед другими.
До встречи с Росаурсимволическом смысле: в
тайниках души вечно скрывается нечто мятежно