Наверное, пора запретить сказки Пушкина, в особенности, "Сказку о золотом петушке", а также замахнуться на оперное наследие, в частности Римского-Корсакова. Слишком много аллюзий и параллелей у нынешнего путинодержавия с "царем Додоном", а прочие персонажи, вроде "Шемаханской царицы" и "Звездочета" так и вопиют, так и прут, навевая "несвоевременные мысли" о типе правления и окружающих вождя проблемах. "Золотой петушок", между прочим, это и последняя дореволюционная российская опера, и последняя опера Римского-Корсакова, - опера-сатира, опера-обличение, - едкая, ядовитая. ВРЕМЯ НАЗАД! Оперу "Золотой петушок" уже запрещали, вовсю, как только она была написана... В российской империи времен Николая II недвусмысленно видя намеки на царя, русско-японскую войну, как пасквиль на самодержавие того времени. пугающе-смешное дежа вю. Все повторяется, только на новом цикле. Пока, правда, цензорами выступают не власти, а православные миряне и клир, защищающие также и царя, и патриарха, и ряженных казачков, которых задело, до глубины души...
После бурных событий 1905 года, когда Римского-Корсакова за поддержку студенчества царские чиновники уволили из консерватории. "... Дела в России представляются мне весьма дрянными", - пишет он одному из учеников в 1906 году. - Все чаще приходят мысли, что и он уже не тот, и ему пора на покой. Лучше вовремя остановиться, чем переживать падение…" - строки одного из летних писем 1906 года. "Премьеры своей оперы композитор Римский-Корсаков так и не дождался. Сначала шла речь о ее постановке в Москве, в Большом театре. Начались переговоры об этом с директором императорских театров Теляковским. Но весной 1908 года Теляковский уведомил: "Московский генерал-губернатор против постановки этой оперы и сообщил об этом в цензуру, а потому, думаю, и в Петербурге будут против". "Русская музыкальная газета" сообщала: "Оперному театру С. И. Зимина воспрещена постановка оперы Римского- Корсакова "Золотой петушок". Правда, со временем Зимину удалось пробиться сквозь рогатки цензуры: 14 сентября 1909 года в его театре состоялась премьера. Но было это уже после смерти композитора.
Да, задал композитор загадку своим слушателям. Не одну, много загадок... как воспринимать Шемаханскую царицу: как образ зла, коварства, обольщения или как символ прекрасного? Почему так близка ее музыка той, что рисует Звездочета? Из одного они мира, волшебного и таинственного, или из разных, но равно чуждых дурацкому и примитивному додонову царству? Римский-Корсаков доверил первый показ арии Шемаханской царицы, еще задолго до премьеры оперы, своей любимой певице Надежде Ивановне Забеле-Врубель, лучшей исполнительнице партий Царевны-Лебеди в "Сказке о царе Салтане", Волховы в "Садко", Снегурочки. Забела трактовала Шемаханскую царицу как образ Чуда, Добра, Красоты. Николай Андреевич высоко ценил ее трактовку... Рассказывая в одном из писем о своей работе над оперой, Римский-Корсаков писал: "Додона надеюсь осрамите окончательно". Он очень рассчитывал, что публика, привыкшая понимать подцензурный иносказательный язык, догадается, какого Додона имел в виду композитор. И не ошибся: многие уловили в его опере-сатире едкие намеки не только на "всероссийского Додона" - Николая Второго, но и конкретно на некоторые эпизоды позорной русско-японской войны. Николай Андреевич сначала думал даже дать подсказку: на заглавном листе рукописной партитуры оперы он написал эпиграф-цитату из своей же оперы "Майская ночь": "Славная песня, сват.. Жаль только, что голову в ней поминают не совсем благоприличными словами".