Узнав о смерти отца, он сделал провокационный жест: двинул войско на Киев. Но, не дойдя до него, отпустил дружину. Ему говорили: ты что, возьмем Киев. Но он лишь молился. А если бы вел себя как положено полководцу в языческой стране (христианству на Руси не было еще и двадцати лет), то не было бы святых мучеников Бориса и Глеба. Хотя, возможно, был бы мученик Святополк.