1) Но если смерть Пушкина была великим несчастьем для России, то смерть Лермонтова была уже настоящей катастрофой, и от этого удара, не могло не дрогнуть творческое лоно не только Российской, но и других культур»
Миссия Лермонтова — одна из глубочайших загадок нашей культуры.
Не всякому человеку, заявляющему, что он одинок, можно верить. Часто это попросту поза. А М.Ю.Лермонтов имел на это право...»
Д.Л. Андреев (1906 — 1959)
2) Сожительство в Лермонтове бессмертного и смертного человека составляло всю горечь его существования, обусловило весь драматизм, всю привлекательность, глубину и едкость его поэзии.
... чем дальше мы отдаляемся от Лермонтова, тем больше проходит перед нами поколений, к которым равно применяется его горькая «Дума», чем больше лет звучит с равною силою страшное «И скучно и грустно» на земле — тем более вырастает в наших глазах скорбная и любящая фигура поэта, взирающая на нас глубокими очами полубога из своей загадочной вечности...
С.А. Андреевский (1847 — 1918)
3) Удивительное чувство охватывает вас при въезде в Тарханы. Входишь в часовню. Спускаешься в склеп к гробу Лермонтова и с горечью понимаешь: убит. Входишь в усадьбу – жив! Жив в своей гениальной поэзии, жив в нашей памяти, в своем бесконечном бессмертии.
Никогда, ни в одной из литератур мира не бывало примера, чтобы один великий поэт подхватил знамя поэзии, выпавшее из рек другого, чтобы он нес его по завещанному пути и сам пал на поединке с теми же силами. Смерть Пушкина и рождение Лермонтова-трибуна а неразделимы.
Каждый раз, как произносишь имя Лермонтова, думаешь, что это один из самых гениальных людей, какие когда-либо рождались на земле.
И.Л. Андроников (1908 — 1990)
4) Как все истинные поэты, Лермонтов любил жизнь по–своему... без экстаза и без надрыва, серьезно и целомудренно. Он не допытывался от жизни ее тайн и не донимал ее вопросами. Лермонтов не преклонялся перед нею, и, отказавшись судить жизнь, он не принял на себя и столь излюбленного русской душой самоотречения. М.Ю. Лермонтов любил жизнь такою, как она шла к нему: сам он к ней не шел. Он был фаталистом перед бестолковостью жизни, и с одинаковым высокомерием отвечал как на ее соблазны, так и на ее вызов... И чувство свободы, и сама гордая мысль учили его, что надо быть равнодушным там, где он не может быть сильным.
Не было русского поэта, с которым покончили бы проще... Не было и другого поэта, для которого достоинство и независимость личности были бы не только этической, но и эстетической потребностью, неотделимым от него символом его духовного бытия.
И.Ф. Анненский (1855 — 1909)
5) Всем уже целый век хочется подражать ему. Но совершенно очевидно, что это невозможно... Слово слушается его, как змея заклинателя: от почти площадной эпиграммы до молитвы.
Он подражал в стихах Пушкину и Байрону и вдруг начал писать нечто такое, где он никому не подражал, зато всем уже целый век хочется подражать ему. Но совершенно очевидно, что это невозможно, ибо он владеет тем, что у актера называют «сотой интонацией».
Он обогнал самого себя на сто лет и в каждой вещи разрушает миф о том, что проза — достояние лишь зрелого возраста. И даже то, что принято считать недоступным для больших лириков — театр, ему было подвластно...
А.А. Ахматова (1889 — 1966)