Глава 7. (VII)
начинается со слов... "Я очень рано понял, что у деда - один бог, а у бабушки - другой.
..."
«Я очень рано понял, что у деда – один бог, а у бабушки – другой. Мне было ясно, что этому Богу (бабушки) легко и покорно подчиняется всё: люди, собаки, птицы, пчёлы и травы; Он ко всему на земле был одинаково добр, одинаково близок…
Бабушкин Бог был понятен мне и не страшен. Было просто невозможно скрыть что-либо от этого доброго Бога. И, кажется, даже не возникало желания скрывать…
Другое дело было с Богом дедушки. Рассказывая мне о необоримой силе Божией, Он всегда и прежде всего подчеркивал ее жестокость: вот, согрешили люди и – потоплены, еще согрешили и – сожжены, разрушены города их; вот Бог наказал людей голодом и мором, и всегда Он – меч над землею, бич грешникам.
Я, конечно, грубо выражаю то детское различие между богами, которое, помню, тревожно раздвояло мою душу, но дедов Бог вызывал у меня страх и неприязнь: он не любил никого, следил за всем строгим оком, он, прежде всего, искал и видел в человеке дурное, злое, грешное. Было ясно, что он не верит человеку, всегда ждет покаяния и любит наказывать. И дед был таким же жестоким и суровым, как и его Бог.
В те дни мысли и чувства о Боге были главной пищей моей души, самым красивым в жизни, – все же иные впечатления только обижали меня своей жестокостью и грязью, возбуждая отвращение и грусть. Все, что было самым лучшим и светлым из всего, что окружало меня, – так это Бог бабушки, такой милый друг всему живому. И, конечно, меня не мог не тревожить вопрос: как же это дед не видит доброго Бога?»